Пять вопросов Арсению Мыцыку

Какое качество вы больше всего цените в ваших партнёрах по сцене?

Профессионализм, в первую очередь. Наверное, это главное. Профессионализм, честность и смелость — вот три основных качества, которые в сумме дают надежность. А это чрезвычайно важно — партнер должен быть надежным, чтобы на него можно было положиться. Тогда ничего не страшно и с таким партнёром можно отправиться в любое плавание.

 Какая ваша суперсила как актёра? 

 Если честно совсем не понимаю, что значит это словосочетание. Да, конечно, есть актеры, одаренные больше других с музыкальной или пластической стороны, есть те, которые запоминают километры текста за максимально короткие сроки и т. д. Но у меня не поворачивается язык назвать это суперсилой. Все это составляющие профессии, которыми так или иначе, но нужно владеть. Я не считаю, что обладаю какой-то суперсилой, и не могу сказать, что замечал ее в своих коллегах. Я просто хочу быть профессионалом в своем деле, в первую очередь. Это не суперсила, это скорее необходимость.

 В какой роли вы ощущаете абсолютное счастье на сцене?

 Вы знаете, это очень редкое чувство. За всю мою уже достаточно длительную актерскую карьеру, за семнадцать лет работы в театре, такое ощущение посещало, наверное, всего раза три-четыре. Хотя я сыграл уже около двух тысяч спектаклей. Это чувство приходило в двух моих любимых спектаклях. В «ART» это было раза два, мне кажется. Притом, что один раз это был просто полутехнический прогон спектакля, без зрителей. В зале сидел только один человек — режиссер Руслан Нанава. Потом такое было и на зрителе, когда спектакль переставал быть спектаклем. И мне кажется, пару раз подобное было на «Долгом рождественском обеде». В такие мгновения   ощущаешь, что наша профессия больше, чем просто работа. Что есть в ней что-то мистическое. Жаль только, что такие моменты редкость.

Какая роль стала для вас самым большим профессиональным вызовом?

 Практически все роли так или иначе связаны с определенными вызовами. Я стараюсь, чтобы роли не дублировали друг друга. А это само по себе не просто.

Например, моя первая большая роль — Марка в «ART» — совершенно непохожий на меня персонаж, серьёзный вызов. До него ничего подобного я не играл. Тем более, напомню, что это первая в жизни большая работа. (Главные роли разных котов в сказках я в счёт не беру)

Потом у меня была роль Карандышева в «Бесприданнице» — тоже совершенно новый вызов. Если до этого я работал в компании друзей, то здесь был совершенно другой уровень ответственности и совершенно другая атмосфера. Огромное количество новых лиц, порой нетерпеливых, иногда недружелюбных. Плюс с режиссёром, хоть он и мой однокурсник, мы долго искали общий язык. Пришлось и мне там как следует помучаться, и ему поломать меня хорошенечко. Но роль, на мой взгляд, там получилась интересной. И благодаря задумке Дениса этот Карандышев не похож на тех, которых играли до этого.

Роль Мышкина в спектакле «Идиот» — это была мечта с первого курса института. При этом я вообще не был на нее распределен. Но благодаря цепочке случайностей и моему упорству в итоге я ее сыграл. А сама работа, а под руководством Владимира Анатольевича Туманова — это отдельный аттракцион. Наверное, те девять месяцев, пока мы репетировали «Идиота» — самый тяжелый период в моей карьере.

Потом были «Трое на качелях» — совершенно другой жанр, комедия дель арте, с гротесковым, острейшим существованием на грани фола. Даже чисто физически это невероятно тяжелый спектакль.

А потом «Женитьба», «Мещане», «Горе от ума», «Борис Годунов»…

Если подытожить, то, как я сказал в самом начале, отвечая на этот вопрос, — практически каждая роль это вызов. Вызов потому что моя задача — не повторяться. А для этого нужно в каждой работе делать что-то непривычное и открывать неизведанное.

 Какая фраза, услышанная вами от зрителя или критика, стала для вас самым ценным комплиментом?

 Я совершенно не падок на комплименты. Я считаю, что каждый думающий, небезразличный к спектаклю и к своей роли, актер — так или иначе, по мере своих способностей, независимо от отзывов, прекрасно сам все чувствует и понимает: прошел ли спектакль удачно, получилась ли роль. То есть для меня самым главным критиком и, наверное, критерием является мое собственное мнение, как бы самодовольно это ни прозвучало.

Даже если после спектакля мне наговорят огромное количество комплиментов — коллеги, друзья, родственники — но при этом я чувствую, что что-то не так, я не успокоюсь. Я сам понимаю, где допустил ошибки, что нужно подкрутить, что поменять. В общем, повторюсь: мое собственное мнение — да простят меня люди, которые вдруг об этом узнают впервые — мне важнее остальных.

Что касается ценности, то мне, конечно, гораздо важнее мнение зрителей, нежели критиков. Потому что критики смотрят с профессиональным прищуром, а зрители с открытым сердцем и душой. И когда мне после спектакля иногда пишут в социальных сетях, что были на спектакле, получили не просто удовольствие, а после него о чем-то задумались или даже благодаря спектаклю совершили какой-то поступок — вот, что самое ценное.

 Например, однажды мне написал один парень, что после «Долгого рождественского обеда», после многомесячной ссоры с родителями, он понял, что необходимо им позвонить, просто признаться им в любви и помириться. Что собственно он и сделал, и поблагодарил за то, что мы помогли ему принять это решение. Эти сообщения о том, что спектакль породил в человеке желание совершить человеческий, благородный, добрый поступок — вот это самое ценное для меня. И если такое происходит, значит, то, чем мы занимаемся, — это действительно важное дело. Мы не просто так скачем по сцене и развлекаем зрителей — нет, это не только развлечение. Это еще и желание, как бы пафосно это ни прозвучало, сделать мир, в котором мы живем, чуточку лучше, мудрее и добрее.